В галерее «Наши художники» проходит выставка «Гельцер. Коллекция», на которой представлены полотна, некогда принадлежавшие выдающейся русской балерине. Об уровне этого собрания можно судить хотя бы по тому, что современники называли его «маленьким отделением Третьяковской галереи».
К сожалению, после смерти владелицы коллекция рассеялась: что-то удалось приобрести государственным музеям, еще больше ушло в частные руки, а многие произведения просто исчезли без следа. Вернуть из небытия, воссоздать хотя бы отчасти овеянное легендами собрание взялась арт-директор галереи «Наши художники» Наталья Курникова.
Поиски напоминали решение головоломки в духе «ищем то, не знаем что», поскольку Гельцер не вела учета своим приобретениям и точный размер коллекции установить невозможно. Курниковой и ее сотрудникам пришлось заняться настоящим детективным расследованием, штудируя музейные каталоги и стряхивая архивную пыль с воспоминаний современников, бывавших в доме знаменитой танцовщицы, рецензий на выставки, куда она передавала свои картины для экспонирования, и массы других источников.
Один из немногих сохранившихся до наших дней документов – опись наиболее ценных картин, которые в августе военного 1941 года были переданы на хранение в Третьяковку: их предстояло эвакуировать вместе с собранием галереи. В этом списке 98 полотен – Брюллов и Тропинин, Левитан и Врубель, а еще Серов, Шишкин, Репин, Поленов. Хрупкие пожелтевшие листочки под стеклом экспозиционной витрины…
Константин Коровин. «Хозяйка». 1895. Холст, масло. 65,2 х 35,7. Государственная Третьяковская галерея
В каталог выставки включено порядка 80 произведений – только то, что атрибутировано с абсолютной достоверностью. «Осколки» гельцеровской коллекции удалось обнаружить в Архангельске, Минске, Ереване, Нижнем Новгороде, Чебоксарах. Всего же в просторной квартире Екатерины Васильевны в Брюсовом переулке, занимавшей целый этаж, находилось более 200 произведений. Впрочем, по некоторым сведениям эта цифра могла быть и вдвое больше.
А в залах галереи «Наши художники» удалось собрать почти 40 работ, предоставленных Третьяковской галереей, Музеем музыкальной культуры им. Глинки, Театральным музеем им. Бахрушина и частными коллекционерами. Любимому художнику Гельцер – Исааку Левитану – отведен целый зал. Игрой туч его «Бурного дня» можно любоваться бесконечно: они меняют направление движения в зависимости от того, с какой точки ты на них смотришь. В соседнем зале глаз не отвести от «Голубых гортензий» Николая Сапунова, что висели в гостиной над фортепиано: чем больше расстояние между тобой и картиной, тем рельефнее проступают на полотне переливающиеся пышные соцветия. Пространство этой выставки можно назвать магическим – давным-давно разлученные шедевры словно вызывают из потока Времени образ той, что некогда собрала их вместе – женщины во всех отношениях незаурядной.
Путь на сцену для юной Кати был предопределен – ее отец, талантливый танцовщик Василий Гельцер прослужил в Императорском Большом театре более полувека. Его дочь, не побив отцовский рекорд количественно, превзошла его и мастерством и славой. Она царила на сцене Большого с 1894 по 1935 год, исполняя главные партии практически в каждой новой постановке. Трудно представить, сколько времени она проводила в репетиционном классе, чтобы снова и снова потрясать капризную столичную публику. Выйдя на пенсию, Гельцер продолжала ездить по стране, одаривая своим талантом публику провинциальную, тех, кому о Большом театре, возможно и слышать-то никогда не приходилось. А в годы войны разменявшая седьмой десяток балерина, отказавшись от эвакуации, выступала с концертами, сборы от которых перечислялись на нужды фронта.
Екатерина Гельцер в балете «Корсар». Фото 1912 года
При такой фантастической работоспособности и невероятных нагрузках Екатерина Васильевна отнюдь не была аскетом, ценя все те радости, которыми может одарить человека жизнь. Коллекционированию живописи и графики русских художников отдавалась столь же самозабвенно, сколь и танцу. Это было не любительское собирательство по принципу «что приглянется», а вдумчивый отбор произведений высочайшего класса. Кто пробудил в ней эту страсть – неизвестно, но сама балерина, вспоминая о работе над образом Царь-девицы в балете «Конек-Горбунок», говорила, что не только вчитывалась в пленительные строки Ершова, но всматривалась в полотна Васнецова, рисунки Билибина, и это помогало ей находить верные краски для характера своей героини. Наверняка сыграло роль и знакомство балерины с художником Константином Коровиным, который с 1898 по 1919 год служил в Большом театре главным декоратором. В коллекции были его эскизы к балетам, в которых она танцевала, включая представленные на выставке «Саламбо» Арендса и «Раймонду» Глазунова...
Основы коллекции были заложены еще в начале прошлого века – находящаяся на взлете своей славы Гельцер любила наведываться к антикварам, в том числе к Владимиру Постникову, предприимчивому родственнику знаменитого коллекционера и мецената Алексея Бахрушина. Но большую часть своей коллекции Екатерина Васильевна собрала в 20-30-е годы. Многие приобретения происходили из лучших собраний Москвы и Петербурга – Саввы Мамонтова, Алексея Бахрушина, Сергея и Александры Боткиных. Выдающийся архитектор Федор Шехтель, оставшийся после революции без работы, был вынужден распродавать свою коллекцию, но стремился, чтобы лучшее попадало в руки подлинных ценителей, каким была и Гельцер.
Исаак Левитан. «Бурный день». 1897. Холст, масло 82 х 86,5. Государственная Третьяковская галерея
После войны Екатерина Васильевна свое собрание уже практически не пополняла. В те времена коллекционеры пребывали как бы в полутени. Разумеется, официально никто не запрещал советским гражданам приобретать произведения искусства, но считалось, что место шедевра – в общедоступном музее, а не в частной квартире, где его видят лишь избранные. Государство предпочитало сосредотачивать художественные ценности в своих руках.
Гельцер такой подход не был близок, что и предопределило драматическую судьбу ее собрания. Екатерины Васильевны не стало в 1962 году. Коллекцию унаследовала племянница – Татьяна. Несколько картин она подарила Третьяковской галерее, часть эскизов к балетным спектаклям передала в театральный музей им. Бахрушина, 25 полотен были проданы ею Минскому художественному музею. В 1974 году Татьяна Гельцер умерла, и уникальная фамильная коллекция перестала существовать. Что стало с большей ее частью, сегодня неведомо даже искусствоведам.