Уже давно нет цензуры, и никто не запрещает театральные спектакли, и если Любимов выпустил премьеру, ее в принципе сможет увидеть каждый. Но очень хочется, как в старые добрые времена, быть первым и снять пенку с черновых прогонов, в которых участвует сам режиссер, светя на сцену знаменитым фонариком и подавая тихие реплики в микрофон.
Замыслу "Хроник" лет 30. Известно, что инсценировку четырех шекспировских пьес - двух "Ричардов" (Второго и Третьего) и двух "Генрихов" (Четвертого и Шестого), Юрий Любимов замыслил еще до "Гамлета" (1971), на что высокие инстанции ему заявили: мол, устали мы от ваших вольных композиций, поставьте что-нибудь каноническое. И тогда режиссер поставил "Гамлета", что не облегчило жизни ни ему, ни этим самым инстанциям. Сценическая история Гамлета - Высоцкого была непростой. Принца Датского в черном свитере зритель принял с восторгом, а инстанции быстро сообразили, что и "каноническое" в прочтении Таганки не обеспечит им спокойного сна.
Кто сегодня читал "Хроники" Шекспира? Задав этот вопрос на пресс-конференции и посчитав его риторическим, Любимов сам на него и ответил: да никто. "Я сам прочел их случайно, в армии, просто нечего было читать". За что и получил от начальника выговор: "Устав надо читать, а не этого вашего Шекспера!" Уложив четыре многонаселенные хроники в два часа, Любимов не старается рассказывать шекспировский сюжет: хронология и логика выстраиваются в уме сами, переход от пьесы к пьесе осуществляет герольд с трубой в руке (Ирина Линдт в мужском костюме пажа). Герольд мелодичным речитативом сообщает зрителю информацию, необходимую, чтобы не заплутать в этой вечной как мир истории власти - истории восхождения и падения английских коронованных честолюбцев.
Конечно, можно по старой привычке искать и находить в спектакле Таганки аллюзии. Можно даже провидеть зловещий смысл в сочетании черных и красных цветов, в которые "одеты" некоторые сцены. Для тех, кто привык, что Таганка - это всегда оппозиция власти, желание читать между строк понятно, но слишком утилитарно. Я бы сказала так: сюжет любимовских "Хроник" - это и нашего, и всякого времени случай. Назидание царям вообще - тем, кто почитает власть целью и страстью жизни. "Я знаю этот мир, - вслед за Шекспиром мог бы повторить режиссер. - Это лавка кукол и пустяков. Западня для слабых душ". Об этом и речь.
Как черные и белые птицы, взлетают актеры на трехэтажную конструкцию-клетку, выстроенную вдоль авансцены. Две простые дощечки, положенные поперек стальных прутьев, - и трон готов. Простая медная кастрюля, надетая на голову, - вот и корона. Барабан под рубашку - громадное пузо Фальстафа (Феликс Антипов). Смеющаяся маска Шута (Влад Маленко) начертана на обыкновенной лопате. И в иронических комментариях-зонгах не обойтись без вечных таганских гитары и саксофона. А в дверях задника, распахнутых на заснеженное Садовое кольцо, - жизнь, текущая мимо, текущая, несмотря ни на что.
Весь пластический строй спектакля сообщает действию пружинность и динамизм. Так и кажется, что слышишь за сценой гул людских толп и топот коней. Здесь поединки происходят то в воздухе,на раскачивающихся штанкетах, к которым приделаны седла, то на полу, между стальных решеток конструкции, в воинственном танце. Звук пышных шуршащих юбок королев и принцесс, их цвета, тусклого золота и запекшейся крови, позволяют легко дорисовать остальное - образ дворца как идеального места интриг и этикета, И только изображая свиту принца Гарри, который гуляет и философствует в трактире с Фальстафом, актеры Таганки вдруг подмигнут залу, став, как у Брехта, веселыми, нищими комедиантами, провозглашающими свою терра инкогнито - Архипелаг гуляк:
Из шекспировских пьес Любимов выбирает главное - восхождение королей и смещение их с престола. Годы правления уплотняются до минут. Переход от счастья к несчастью, от славы к забвению свершается с завидной последовательностью и ошеломляющей быстротой, словно напоминая зрителю, что от любви до ненависти один шаг, а от хвалы до хулы - и того меньше. Восходя на престол, каждый из королей дает обещания и руководствуется якобы общей пользой. Усевшись на престол, практически каждый (за исключением, может быть, Генриха - Александра Трофимова) становится тираном. Добром поминают лишь оступившихся или тех, кто уже лишился своей головы. И только поверженный во прах монарх вдруг действительно задумывается о смерти и государственном благе. Пожалуй, правы философы, утверждающие, что история развивается как трагедия, а повторяется как фарс, и каждый народ достоин своего правителя. А каждый следующий правитель, как правило, хуже предыдущего. Последний из тиранов в спектакле, Ричард III (Владислав Маленко), напоминает уже не столько короля, сколько уличного головореза. Ничто не вечно под луной, как ничто и не ново. Любимов никого не учит жить и никого никуда не зовет. Он просто держит зеркало перед нами.
Еще несколько лет назад об учениках Любимова, которые теперь составили костяк труппы Таганки, сыграли главные роли в "Подростке" и "Братьях Карамазовых", естественным образом влились в римейк "Доброго человека..." и лихо отстеповали "Марата-Сада", высказывались довольно скептически: мол, вряд ли они сумеют заменить старых таганских звезд, в театре уже не служащих. Но мало кто теперь помнит, что о тех, кто сделал себе на Таганке имя, когда-то говорили точно так же. После премьер последнего года о таганской молодежи можно говорить предметно. У многих в запасе уже несколько удач, их начинаешь различать и по лицам, и по именам - Владислав Маленко, Тимур Бадалбейли, Дмитрий Муляр, Александр Лырчиков, Алла Смирдан, Анастасия Колпикова, Ирина Линдт, Юлия Куварзина. А старая таганская гвардия в лице Феликса Антипова, Виталия Шаповалова, Любови Селютиной, Марии Полицеймако не просто "борозды не портит", но работает очень профессионально и точно знает, чего от них требует мастер.
Театр на Таганке пребывает сегодня в непростой ситуации. Став легендой при жизни, театр словно бы обречен и друзьями-поклонниками, и тем более недругами "выдавать на-гора" не просто спектакли, но шедевры, способные соперничать с нашими воспоминаниями о золотой поре театра. Думая так, мы забываем, что и время другое, и мы тоже другие. За 35 лет жизни Таганки фирменный режиссерский стиль Любимова, когда-то поражавший терпкостью и новизной, успели растащить на штампы, и молодому зрителю, не видевшему любимовских работ, вошедших во все театральные учебники, мастер может показаться эпигоном своих эпигонов. Но театральную историю надо знать: вначале была Таганка, а потом все остальное. И когда нам кажется, что Любимов повторяется, - это наши проблемы, а вовсе не любимовские.
В том, что Любимов и сегодня верен себе, - сила его характера. Похоже, ему удалось войти в одну воду дважды. Упрямый человек и человек дела, он восстановил свой театр после раскола. Свидетельство тому - признание критиками его последних работ, премия "Триумф" и премия "Чайка", приз на петербургском фестивале "Балтийский дом", выдвижение на премию "Золотая маска". Любимов снова заставил с собой считаться.