Неправда, что современный город - это большая деревня. Это просто плотное скопление таежных хуторов, не сообщающихся друг с другом. Мы долго жили в соседних домах с одним московским режиссером-документалистом. Что-то друг о друге слышали. Потом познакомились - на кинофестивале в Локарно. С тех пор встречались два раза - в цюрихском аэропорту и, представьте себе, в "родном" дворе. Недавно, во время приема на Родосе, был представлен его дочери, с которой мы, как выяснилось, ходили в соседние школы. Может быть, еще встретимся - мало ли в мире проходит всяких тусовок...
С недавнего времени мы стали возить зарубежные христианские делегации на Бутовский мемориал. Там отец Кирилл Каледа рассказывает, очень живо и ясно, о расстрелянных и погребенных на полигоне новомучениках, среди которых - его родной дедушка, отец Владимир Амбарцумов. Гости заходят в храм, ставят свечи, молятся за панихидой - летом на самом полигоне, у поклонного креста, а зимой в храме. Многие после этого совершенно меняют свое представление о Русской Церкви, о ее трагической истории и нынешнем возрождении. Эта новая традиция дает гостям очень много. Гораздо больше, чем принятый в советское время, да и поныне сохраняющийся обычай поить водкой, петь "Двенадцать разбойников", дарить матрешки...
Отец Димитрий Дудко как-то поведал мне рассказ одного новообращенного. Этот человек пришел к католикам - там встретили приветливо, посадили на скамейку в первый ряд. Затем заглянул к баптистам - там и чаем напоили, и невесту обещали приглядеть. Пришел в православный храм - там лишь одна старушка оглянулась, фырк-нула и опять отвернулась. "Батюшка, я экономист, - сказал этот человек отцу Димитрию, - и знаю, что хороший товар навязывать не будут".
В старых версиях программы Word предлагалось исправить архиепископа Верейского - на "Еврейского", "окормление"" - на "окропление", "насельниц" на "насильниц", "диаконов" - на "драконов". Сейчас этого нет. Все-таки привыкает народ к церковному лексикону. Журналисты даже выучили слово "ставропигиальный" и довольно грамотно его каждый раз объясняют. Надеюсь, скоро и объяснять не надо будет. И зря говорили в начале девяностых, что никто никогда не осилит церковных терминов, а посему от них надо отказаться в пользу более простых слов. Называть, например, двунадесятые праздники "группой 12"...
Еще сюжет из жизни пост-перестроечного телевидения. Одна ведущая, любившая блеснуть эстетизмом и эрудицией, однажды так обратилась в эфире к митрополиту Питириму: "А сейчас я бы хотела, чтобы Владыко сказало нам что-нибудь о высоком".
Переводы православных богослужебных терминов и цитат на английский - вечная тема для нареканий и анекдотов. То переводят католическими терминами, то транслитерируют греческие слова (даже там, где есть хорошие английские аналоги), то поступают "от ветра главы своея".
На обложке одного альбома хоровой музыки как-то прочел: "Dostoino Est' (To Eat with Dignity)".
Стараюсь следить за самыми разными направлениями и стилями творчества. Но самым, пожалуй, любимым для меня видом исполнительского искусства всегда была инструментальная и хоровая музыка. Наверное, я несовершенный человек, но мне кажется, что драматический театр, кино, балет, вокальное искусство, а тем более шоу-бизнес сегодня слишком замешаны на человеческой гордыне, на самовыражении артистов и режиссеров. Там слишком активно транслируется самость человека, как правило, ослепленного грехом и даже не догадывающегося, что ему по-настоящему нужно. Конечно, есть приятные исключения. Но все-таки "обезличенная", поднимающаяся над сиюминутными эмоциями, музыка оставляет гораздо больше простора для понимания слушателя, для его собственных размышлений и чувств, нежели восприятие чужого самовыражения, даже самого оригинального и интересного.
В житии святителя Николая много поучительного. Много примеров добрых дел. Но иных привлекает лишь один эпизод. Как-то услышал за один праздник этого святого две проповеди. Обе были посвящены заушению Ария. Причем в одном случае батюшка выразился очень непосредственно: "Он не стал богословствовать, а дал ему в морду!"
Православная аскетическая традиция, сколько бы ни пытались ее "очеловечить", предполагает некоторую степень пренебрежения к своим интересам, чувствам, правам. Предполагает она и "память смертную", от которой так бежит современная цивилизация. Когда мне приходится отпевать усопшего, стараюсь говорить краткую проповедь. Прежде всего, конечно, напоминаю: главное, что мы можем сделать для покинувшего нас человека, - это не памятники и поминки, не надгробные речи, а молитва. И добавляю: она будет нужна и нам, когда мы точно так же покинем этот мир. Пришедшие, среди которых обычно бывает много нецерковных людей, начинают задумываться. Многие, похоже, в первый раз.
Не раз спорил со светскими гуманистами, что важнее - человеческая жизнь или нечто иное: вера, убеждения, Отечество, земля, святыни... Конечно, в понимании нынешних политиков, философов, правоведов, включая христианских демократов, человек - это центр политики и мера всех вещей. Наверное, честные гуманисты и на самом деле так считают. Впрочем, нетрудно увидеть, что для власть имущих это не совсем так. Говоря, что человек превыше всего, они лукавят. Гуманизм просто прикрывает определенную политическую систему, противоположную "этатизму", "коллективизму" и так далее. В современном политико-экономическом укладе человеческая жизнь имеет конкретную цену, причем в странах "золотого миллиарда" она весьма высока, а в забытых уголках "третьего мира" клонится к нулю.
Но главное - у секулярных гуманистов есть принципы, ради которых они готовы жертвовать жизнью (сначала чужой, потом своей - мы все же декларируем обратное). Примеры - все "войны за демократию", вроде иракской и афганской. Можно сколько угодно говорить, что главное - нефть и геополитика, но все-таки эти конфликты немыслимы без противостояния идеологий и политических систем. А вот еще пример, как-то приведенный Владыкой Кириллом. Иракские террористы взяли в заложники граждан Франции, потребовав отменить в этой стране запрет на ношение хиджаба в школах. И французское правительство фактически заявило: нам принципы дороже! Сказанное еще раз подтверждает: демократия, плюрализм, гуманизм - такие же религии, де-факто признающие, что ради них нужно жертвовать жизнью.
Беседуя с жителями Западной Европы - верующими и неверующими - многократно ловил себя на мысли, что в них сохраняется внутренний надлом по отношению к собственной христианской традиции. С одной стороны, они расстались с нею навсегда, похоронив ее под пеплом революций и под ворохом рекламных проспектов церковного обновления. Но им до сих пор ее ностальгически жалко - ведь при ней было так уютно... Не случайно на старости лет или в моменты кризисов европейцы так любят поехать в древний монастырь - потосковать, послушать григорианскую мессу...
Другая духовная проблема Запада - его духовное одиночество. Оторвавшись от Восточной Римской империи, предав анафеме ее духовность, а затем низложив и разграбив Константинополь, Запад, если пользоваться любимой метафорой католиков, начал дышать одним легким. Попросту говоря, начал задыхаться, ослабляя организм застойными явлениями. Дальше - больше. Поработив все нации, кроме России и Китая, но ничего от них не почерпнув, "просвещенный мир" окончательно окреп в своей "самодостаточности", убедил себя в том, что он и только он является идеальной моделью для всех. Запад не слышит критики извне, а критика внутренняя становится все более шаблонной и зашоренной. Одиночество усугубляется...