В Московском академическом музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко состоялась одна из самых, думаю, необычных оперных премьер сезона: восемь микроопер шестнадцати молодых авторов, сложившихся в единую композицию. Идею предложила и довела до сценического воплощения лаборатория «КоОПЕРАция», поставившая целью привлечь в музыкальный театр новые творческие силы. Удалось?
Время от времени проекты, призванные влить новую кровь в репертуар самых солидных театров, вплоть до Большого и Мариинского, предпринимались и раньше. Напомним хотя бы «Гоголиаду» – цикл из трех опер на сцене Мариинки, или «Лабораторию современной оперы», приведшую к появлению в афише ГАБТа «Франциска» Сергея Невского несколько лет назад. Однако тогда дело, как правило, касалось все же произведений более близкой к традиции крупной формы, ограничивалось единичными творческими результатами, да и не закрепились они в афише надолго. Сегодня же впору говорить о заявке не просто на обновление репертуара, но на появление нового жанра – условно и, может быть, не слишком удачно (предложите лучше!) назову его серийной оперой. Ни в коем случае не имея в виду, конечно, ассоциации с «оперным мылом»...
Коротко об истории проекта. Его задумали режиссер Екатерина Василева и музыковед Наталия Сурнина. Нашли поддержку в театре имени Станиславского и Немировича-Данченко, Союзе театральных деятелей и других институциях. Бросили клич, собрали экспертный совет (композиторы Александр Чайковский, Юрий Каспаров, Дмитрий Курляндский, Александр Клевицкий, музыковеды Петр Поспелов, Андрей Устинов, представители театральных дирекций, фирмы «Мелодия»). Получили заявки молодых авторов, провели кастинг – это случилось в мае. Сформировали пары «композитор-либреттист» – и вот, меньше чем через полгода, перед нами готовый продукт.
Они, как, собственно, и должно быть, все очень разные – авторы этих восьми опер. Кто-то вошел в профессию в столичной консерватории, кто-то рос в провинции. Одни учились у известных представителей авангарда, другие — у мастеров более демократической направленности. Даже задание они выполнили с разной степенью пунктуальности. Кто-то вместо требуемых 15 минут уложился в 9, а кому-то едва хватило 20-ти.
Например, создатели самой первой оперы «Смерть автора» композитор Андрей Бесогонов и либреттист Валерий Печейкин, обошлись почти без музыки в традиционном ее понимании, выдав нечто вроде «речевой кантаты», где из хаотического коллективного бормотания периодически выплывают на поверхность обрывки вроде «и стала писать стихи», от многократного повторения вырождающиеся в «хи-хи-хи» – этакий антигимн массовой графомании, расцветшей в интернетную эпоху. Авторы второй оперы «Оборона» Дмитрий Суворов и Дана Сидерос, предпочли держаться поближе к традиционному оперному складу. А от того, что написали паре солистов «почти лирический» дуэт, современный абсурдизм сюжета о тоталитарном обществе с идиотскими запретами (в данном случае – с запретом употреблять в речи глаголы как символы действия, т. е. индивидуальной инициативы) только обострился.
.jpg)
Кульминации в первом отделении вечера эта традиционная оперность достигает в третьем мини-спектакле «Коллонтай» Эльмира Низамова (в отличие от названных выше москвичей, представителя казанской композиторской школы) и Евгения Казачкова, где выстраивается достаточно сложная волнообразная драматургия, отражающая многосоставный образ известной исторической героини. Она и пламенная революционерка, и борец «за счастье будущих женщин», и сама женщина, даже в суровые революционные годы живущая юношеской мечтой об идеальной любви... А после этого (на мой вкус, одного из самых композиторски состоятельных) опыта традиционализма — прыжок в противоположность, в атмосферу авангардного мистического саспенса в этюде INOE Натальи Прокопенко и Марии Зелинской, сталкивающем нарочито обыденную звуковую атмосферу аэропорта с сонористическими эффектами, рождающими предчувствие катастрофы. Вот, кстати, пример, сколь многое можно выразить самыми скромными средствами – минимумом точно подобранных звуков флейты, кларнета, скрипки, виолончели, рояля и перкуссии (именно такой микроансамбль под управлением композитора и дирижера Олега Пайбердина обеспечивал всю «космическую» широту тембровой палитры вечера).
Второе отделение началось с, казалось бы, самого «попсового» выплеска программы – «Путешествия Голубой стрелы» Игоря Холопова и Марии Огневой по знакомой всем сказке Джанни Родари. Очень, кстати, чувствуется, что композитор – ученик известного мастера детской музыки Ефрема Подгайца: даже в самые драматичные моменты сюжета не обходится без пусть маленькой, но доброй и сладкой витаминки гармонии. Хотя сюжет – печальнее не бывает: кукла выбирает себе девочку-хозяйку, думая, что та будет ей рада, когда проснется, но девочка, увы, не проснется – она замерзла в холодную и голодную рождественскую ночь. После этого детски-кукольного столкновения со смертью еще одна «девичья» история – «Апноэ» Алины Подзоровой и Гульнары Сапаргалиевой – модулирует в тему смертельно опасного юношеского максимализма: как жертва жестокой житейской коллизии обрекает себя на экстремальный эксперимент — ныряние в воду на предельную для человека глубину, так и мы погружаемся в глубь посещающих ее видений, слышим холодные «красивизмы» русалочьего вокализа на пределе мелодических интонаций и фоновых звучаний...
И снова резкий стилистический рывок: после «красивого авангарда», навеянного, мне кажется, стилистикой знаменитой финки Кайи Саариахо, «Элементы» Кирилла Широкова и Наташи Боренко в еще большей степени, чем начальная «Смерть автора», обходятся «без музыки». Тут от нее только разрозненные тишайшие звуки-блики да эхообразно размноженные вокальным скандированием словесные «кластеры», в которых не без труда угадываешь мозаику формул – «элементов» мира: от законов распада урана до инструкций по эксплуатации атомных реакторов и методик обращения с умственно отсталыми пациентами. Наконец Aftermath («Последствия») петербуржца Ивана Абрамова и Артема Золотарева подводит итог всего цикла, сталкивая ложномудрое скандирование (опять о законах мироздания, производстве звездами света, деревьями кислорода и т. п.) с почти мюзикловым любовным дуэтом в стилистике нарочито прямолинейного гармонически минимализма. Само название позволяет предположить здесь комментарий к известному западному сериалу-антиутопии «Последствия», где в семье происходит «расщепление» на прагматизм и интуитивизм, причем ни то ни другое само по себе не есть выход, человек реализует внутренний потенциал только в своей цельности.
Успех был бесспорный: Малый зал театра ломился, крики «браво» звучали долго. Впрочем, изрядную часть зала заполнили друзья и родные сочинителей. Гораздо более жесткую оценку услышанному и увиденному дали на последующем обсуждении эксперты. Не во всем, с моей точки зрения, правые. Многие из них осуждали отсутствие в опусах молодых авторов «драматургического конфликта», но это как посмотреть. Да, стычек характеров по типу «волна и камень, стихи и проза, лед и пламень» здесь, может быть, недоставало, но разве не менее острый конфликт – столкновение квазилирического пения героев «Обороны» со скороговоркой хора, символизирующего безликость тоталитарного общества? Или стреляющей лозунгами фанатичной революционерки Коллонтай с двумя другими воплощениями этой же героини – юной романтичной девушкой и девочкой-подростком?
В то же время я бы предостерег молодых авторов от снисходительного пренебрежения «брюзжанием стариков», требующих от них этой самой драматургии или, допустим, «яркой мелодии», которая, кажется, совсем вышла из моды у современных сочинителей. Ведь «брюзжат» опытнейшие люди, в том числе руководители театров и звукозаписывающей компании. Они-то знают, что и как можно продать публике, а что, увы, обречено гордо тосковать в письменном столе. Шляпу долой перед артистами театра голоса «Ла Гол», ансамбля InterACTive и других компаний, героически воспроизводящими все эти вокальные причуды, но ведь на одних ритмических хорах и иронических сплетениях словесных и мотивных банальностей (прием, чрезмерная повторяемость которого бросилась в уши) большой оперы действительно не построишь. Как не построишь динамичного спектакля на узком наборе режиссерских ходов вроде бесконечно ползающего по авансцене миманса на фоне статичных солистов. Хотя какие-то моменты зрелища запомнились, вроде, например, проносимого по сцене фанерного макета самолета, медленно и оттого еще более страшно распадающегося в воздухе. Но надо еще посмотреть, как спектакль, который нам обещают оставить в репертуаре МАМТа, будет посещаться и восприниматься обычной, не премьерной публикой с ее повышенным процентом «родственников и знакомых Кролика».
Инициаторы проекта хотят продолжить его на следующий год. Прекрасное намерение, которое, верю, обогатит наш «оперный дискурс» еще порцией разнообразных имен, представляющих разные города, консерватории, композиторские и литературные школы. Только бы эти имена выделившись из общего хора на краткий миг, не канули опять в него, подобно тем самым «истинам» и утверждениям графоманки «и стала писать стихи-хи-хи-хи». Тут уже надежда и на кураторов, и на их опекунов из названных в начале заметки солидных организаций. Опера – самое сложное из искусств, которое делается только сообща.
Кстати, не подумать ли уже сейчас над общим названием будущего спектакля? «КоОПЕРАция» – это ведь скорее жанр или, по-газетному говоря, рубрика. Будет название или, если угодно, мегасюжет – укрепится и общий стержень, осмысленность работы. А значит – ее шанс перерасти границы отчасти все-таки еще инфантильного (обратили внимание на демонстративно уменьшительные имена некоторых авторов проекта?) экзерсиса и остаться жить в большом оперном мире.
