Иду мимо англо-американской школы. Шкафоподобные охранники обсуждают новости: «Слышь, Георгич, финны каждому беженцу по 2 тысячи евро отстегивают. Это же в 10 раз больше, чем нам платят!» В двух шагах от них три худосочных тайца в белых фартуках торопливо докуривают темные пахитоски.
— Salary как по-русски? — вежливо улыбается один.
— Зарплата! — говорю.
— You must say: «Давай зарплат-т!» — наставляет тот, что спросил, приунывших земляков.
Как ни крути, все разговоры теперь сводятся к деньгам. И к возможностям, которые они, эти деньги, нам жалуют. Это я не брюзжу, а делюсь с вами научным открытием. Оказывается, наше здоровье зависит от обладания предметами роскоши. Если у вас есть 6-й айфон, дом за городом и BMW, то и здоровье никуда от вас не денется. А вот если хотя бы что-то из джентльменского набора отсутствует, то вы уже того-с, в группе риска.
И это отнюдь не новость от британских ученых, это открытие нашенское, импортозаместительное. Ольга Кислицына из Института экономики РАН, измеряя качество нашей жизни, доказала, что материальные блага напрямую влияют на наше здоровье. Об этом на портале «Большой город» опубликована вполне серьезная заметка. Причем, по Кислицыной, выходит, что такая прямо пропорциональная зависимость самочувствия от дорогих вещей больше присуща мужчинам: отсутствие статусных атрибутов повышает у них риски для здоровья в три раза, а у женщин — только в два. А все потому, что человек сравнивает себя с другими, его самооценка в социальной иерархии снижается, и он испытывает постоянный стресс, такую неприязнь к окружающим и к себе, потерпевшему, что кушать не может. Отсюда депрессии, а потом и проблемы с сердечнососудистой системой. Ну и простатит, не без этого.
Впору встревожиться и за охранника Георгича, и за себя. Постоянное лицезрение дорогих авто, проносящихся мимо, сразу же отправляет нас в одну группу риска. Компания большая, но каждый-то умирает в одиночку... То же исследование неоспоримо показывает, что довести человека до депрессии может любой повод для зависти, будь то сравнение собственной квартиры с жильем соседа или своей жалкой зарплаты с окладом коллеги.
Как же быть? Просто «отойти, не стоять в этом всем» — то есть не сравнивать? Но зависть потому и входит в число десять библейских смертных грехов, что она, злодейка, внутренне присуща природе человека — куда он, бедняга, туда и она. Так и живем из века в век: один сравнивает жилища, другой кусает локти, что у него нет машины (колесницы, экипажа, личного аэроплана-самолета), третий завидует таланту, четвертый — красоте, пятый — власти...
В детстве все девочки моего двора завидовали новоиспеченной соседке Дине, переехавшей к нам в Уфу с родителями из Риги. Все у нее было по высшему разряду. Немецкие пупсики с закрывающимися глазами. Капроновые банты в крупный горох. А видели бы вы ее дивный портфельчик! Тут-то и открывалась вся бездна неказистости наших кукол, которых мы пеленали в тряпочки, громко вздыхая. А бабушка одной из нас, набожный человек, повторяла: «Кроткое сердце — жизнь для тела, а зависть — гниль для костей». Веяло от тех слов чем-то мудрым, мрачным, нездешним.
Где-то через год Динка умерла от белокровия. Месяц не дожила до своих двенадцати. «А мы, дурочки, ей завидовали...» — сказала одна из нас вслух то, что было у каждой на уме. «Вот так-то, девчонки», — вздохнула наша бабуля и перекрестилась.
Иметь все, что есть у соседа, не получается. Совсем уж не завидовать тоже не очень выходит. И, пожалуй, Ольга Кислицына права. Так что же остается? Помнить: зависть — гниль для костей. Так-то, девчонки.
