Корреспондент «Труда» поговорила с талантливой и красивой актрисой о том, что так привлекает наших артистов в Голливуде. Оказалось, не только высокие гонорары.
Юля, поздравляю вас с ролью. Всегда приятно видеть лица русских актеров в зарубежных фильмах, особенно такого масштаба, как «Крепкий орешек». Расскажите, как вы попали в этот проект?
– Неожиданно и просто: мне позвонил русский кастинг-директор фильма, пригласил на пробы. Для роли была нужна девушка, похожая на русскую. Причем актрису искали по всей Восточной Европе – видимо, для американцев мы все на одно лицо. Потом я прошла пробы в Москве и Будапеште и ждала: возьмут – не возьмут. Взяли!
– И как вам в Голливуде? Лучше, чем у нас?
– У них киноиндустрия намного старше, поэтому их специалисты опытнее, у них все работает четко. У нас меньше опыта, и из-за этого иногда возникает какая-то растерянность: а как сделать лучше, а как поступить… Хотя на больших российских проектах стали работать четче и слаженнее, по мировым стандартам.
Мой партнер по съемкам, Сергей Колесников (в пятом «Крепком орешке» сыграл русского шпиона. – «Труд») рассказывал, что с трудом выбил право самому застегивать ширинку. В Голливуде костюмеры так кропотливо и серьезно относятся к своей работе, что делают буквально все: надевают брюки, застегивают рубашки, завязывают галстуки. Это продиктовано скрупулезным отношением к работе: если я буду делать это сама, то могу испортить костюм – сломать молнию или испачкать платье. Для голливудских профессионалов не существует мелочей, они уделяют одинаковое внимание всему. В России такой подход к работе пока не распространен, и мне было сложно к нему привыкнуть. По-моему, на художественную ценность фильма никак не повлияет, что я сама застегну себе молнию на платье, что в кадре будут не так точно соблюдены какие-то стилистические моменты, соответствующие эпохе… Но в Голливуде все, кто работает на съемочной площадке, болеют за результат.
– Насколько я знаю, вы снялись еще в одном американском фильме.
– Даже в двух, но оба проекта – независимые. Кстати, в таких маленьких американских проектах подход к съемкам похож на наш. На все дается достаточная свобода. Хотя расписание все равно выполняется четко.
Ну и материально: в Америке даже на независимых проектах банально лучше кормят. Есть вагончики, в которых ты отдыхаешь во время съемок, гонорары больше. Я не могу не думать о деньгах, хотя и не люблю этого делать. А сидеть на чьей-то шее я бы никогда не смогла: это так унизительно.
– Вы можете сказать, что уже влились в американскую киношную тусовку?
– Я даже не думала об этом. Это же огромная команда. Даже в российском кино далеко не все знают друг друга… Я была только на двух премьерах: «Сумерек» и «Крепкого орешка». У меня нет такой задачи – влиться в тусовку.
– То есть пока вы не чувствуете себя частью огромного организма под названием «Голливуд»?
– Нет, я просто работаю, играю свои роли.
– Какие впечатления от работы с Брюсом Уиллисом?
– Потрясающий актер! Великий и ужасный. (Смеется.) У него было три огромных вагончика: для него, для его семьи и для спортзала. Я не знаю, занимался ли он там спортом или тихонько продавал абонементы для других членов съемочной группы, чтобы заработать еще больше… Он меня в гости не приглашал.
Брюс Уиллис много импровизирует. Когда меня об этом предупредили, я очень удивилась. Я думала, что там по регламенту и импровизировать запрещено. Вообще, когда на съемочной площадке появляется главная звезда, график становится необычайно гибким. Если Брюс Уиллис хочет посвятить чему-либо больше времени, все идут ему навстречу, подстраивают график под его желания.
– А если ты не суперзвезда, есть шанс сымпровизировать?
В общем, да. Даже я закидывала режиссера Джона Мура своими «актерскими находками». Правда, он мне сказал: «Я умоляю тебя, не надо так все усложнять!»
– Американская актерская школа сильно отличается от нашей?
– Есть такой момент: они, как правило, играют на выдохе, а мы – на вдохе, если говорить образно. Мы всегда в тонусе: собрались, набрали воздуха в легкие и пошли играть. У американцев наоборот. Они перед тем, как войти в кадр, расслабляются и даже говорят максимально расслабленно. Так, что даже я, по образованию учитель английского языка, не всегда понимала, что они там бормочут себе под нос.
– Я читала, что многие американские актеры не сильно вживаются в роль. Вышел со съемочной площадки – и сразу забыл, что там играл.
– Так и нужно работать – не только в Америке, но и в России, и где бы то ни было. Если ты не выходишь из роли, когда съемочный день закончился, то пора задаться вопросом: все ли ты сделал правильно и не сошел ли с ума. Если ты в театре играешь зайчика, а потом приходишь домой, и ты по-прежнему зайчик, это уже сумасшедший дом.
Кстати, вспомнила одну историю. Один мой знакомый актер – молодой, эмоциональный, талантливый, но не очень опытный – рассказал, как однажды он гениально сыграл какую-то сцену, но потом к нему подошел режиссер и сказал: «Слушай, ты отлично играешь, но если ты при этом не будешь попадать в свет и камеру, твоей игры все равно никто не увидит». Вот это о степени профессионализма: с американскими актерами такого не может произойти.
– Вы чему-нибудь научились во время съемок «Крепкого орешка»?
– Летать на вертолете в платье и на каблуках – с открытой дверью, ногами наружу. На самом деле, это не смешно, потому что у меня патологическая боязнь высоты. Но в Голливуде все устроено так, что сказать: «Я не умею, я этого никогда не делала и не буду», – нельзя, ты просто не имеешь на это права.
Когда мне пришлось летать на вертолете, я вспомнила, как ныла перед Васей Бархатовым (режиссер фильма «Атомный Иван», в котором Юлия исполнила главную роль. – «Труд»), когда он заставил меня залезть на высоченный производственный бак. Мне стало так стыдно теперь.
Кстати, с полетом на вертолете связана еще одна история. Когда мы уже приземлились, я увидела, что члены съемочной группы передают друг другу деньги. Сначала я не поняла, в чем дело, но оказалось, что они поспорили на деньги: смогу ли я это сделать. Причем я никому даже не рассказала о своей фобии, но для них сам факт, что девушка – не каскадер – полетит на вертолете с открытой дверью и с висящими наружу ногами, был невероятен.
– Так вами фактически рисковали при съемке этой сцены!
– Ну, как рисковали: я надеюсь, все-таки это было безопасно. Но ведь своей психике не докажешь – я все равно ужасно боялась, но вида не подавала.
– Как-то вы сказали, что любите рисковать. Так что это вполне в вашем духе – как и вообще решение сниматься в Голливуде.
– Странно, конечно, по отношению к голливудскому кино употреблять слово «риск» – я не думаю, что моей жизни угрожала опасность. Но период подготовки к съемкам в этом фильме был полной неизвестностью. Мне пришлось освободить несколько месяцев своей жизни и от всего отказаться. Сейчас я существую на две страны, и это тоже определенный риск, потому что я не сижу только там или только здесь. Я же не хочу разрывать связь с Россией и уезжать в Америку. Здесь мне нравится театр, и мне было очень жаль, что ради съемок в «Крепком орешке» мне пришлось бросить свою роль в спектакле «Король Лир», хотя мне очень, очень она нравилась. Я пытаюсь балансировать. Хотя в России я пока не снимаюсь и нигде не играю, но думаю, что все еще впереди.
Наше досье
Юлия Снигирь
Родилась в городе Донской Тульской области в 1983 году.
После окончания школы переехала в Москву, где закончила факультет иностранных языков в МГПУ, некоторое время работала учителем английского. Как актриса дебютировала в 2006 году в телефильме «Последний забой». Известность ей принесла роль в картине Федора Бондарчука «Обитаемый остров» (2008). После съемок в «Крепком орешке-5» снялась еще в двух американских картинах: «Delirium» и «Freezer».
