С недавних пор в спектаклях Театра имени Вахтангова перестали говорить. Конечно, не во всех: постановка без слов на драматической сцене — большая редкость. На этот рискованный путь знаменитый коллектив ступил в прошлом году, пригласив литовского хореографа Анжелику Холину ставить «Анну Каренину». Тот спектакль стал сенсацией сезона, собрав букет премий. И вот вахтанговцы вместе с литовской гостьей решили развить успех, замахнувшись на «нашего Вильяма Шекспира», что особенно понятно в год 400-летия Великого барда. На премьере побывала и с постановщицей пообщалась корреспондент «Труда».
Можно ли было поставить «традиционный» драматический спектакль «Отелло»? Конечно, но классический перевод, хотя бы и пастернаковский, пожалуй, показался бы сегодняшним 20-летним слишком пафосным. Прибегнуть же к переводу «актуальному» и разыграть человеческую трагедию как зловещий постмодернистский карнавал — не в правилах художественного руководителя прославленной труппы Римаса Туминаса и тем более самих вахтанговцев. Бессловесный театр для молодого, а значит, особо чуткого к фальши зрителя (за него и борется худрук Вахтанговского) может быть интересным и убедительным: словом или интонацией можно и соврать, жестом, движением — не получится. Анжелику Холину отсутствие хореографической выучки у драматических актеров не пугает, наоборот — подстегивает воображение: она уверена, что все люди умеют танцевать, просто не все об этом догадываются.
В версии Анжелики Холиной присутствуют только главные персонажи и только главные повороты сюжета. Венеции и Кипра XVI века не отыскать ни в фантастической сценографии Мариуса Яцовскиса, ни в выразительных костюмах Марии Даниловой, ни в музыкальном решении: драмы предательства и ревности, увы, случаются во все времена.
В каждом спектакле, и «Отелло» не исключение, Холина стремится разобрать на составные части сложный механизм отношений двух любящих (или думающих, что они любят) людей. Женщина не должна быть средством самоутверждения мужчины — об этом была ее «Анна Каренина», и «Отелло», похоже, о том же. Трагедия заглавного героя (Григорий Антипенко) не в ревнивом характере, как у Шекспира, и не в доверчивости, как считал Пушкин, а в неспособности к искренней любви. Он гордится своими ратными подвигами, и Дездемона для него скорее награда, соответствующая ценности совершенного, а не личность, достойная прочного чувства. Потому он и верит клевете Яго, который у Виктора Добронравова меньше всего похож на канонического дьявола во плоти: это вполне реальный и оттого еще более жуткий человек-таран, сметающий все на пути. Не менее современен и благородно-инфантильный Кассио Павла Тэхэдо Кардэнаса, прибегающий к заступничеству жены своего «босса», вместо того чтобы самому восстанавливать свое доброе имя.
Но главной героиней Холина все-таки делает Дездемону. Ольга Лерман играет не просто наивную девочку, увлекшуюся героем, но юную женщину, роковым образом ошибившуюся в выборе. Она оценила храбрость и мужество своего избранника, но не поняла, что война приучила его к быстрым, решительным и безжалостным решениям. Заботливого и чуткого мужа из Отелло не могло получиться по определению.
Классика потому и вечна, что ее сюжеты из века в век проступают в каждой человеческой судьбе. За ошибки молодости мы платим дороже и горше, чем за любые другие. Так что в расчете вахтанговцев на юную аудиторию есть смысл: «протанцевав» судьбу Отелло, вдруг кто-то спохватится и выкарабкается из безжалостного сюжета в собственной жизни. У Шекспира ведь грядущее наказание Яго неотвратимо, смерть интригана хотя бы отчасти искупает сотворенное им зло. У Холиной все страшнее и больше похоже на реальную жизнь: Яго облачается в черный балахон, скрывает лицо капюшоном и растворяется среди теней, мерно скользящих по сцене. В любую минуту он может вынырнуть, как черт из табакерки, и сломать еще чьи-то судьбы, если влюбленные, подобно Отелло, позволят себе безрассудство «любить без меры и благоразумья».
Голос
Анжелика Холина:
— Все мои спектакли — о том, как человеку не хватает настоящей, непридуманной любви. Детей с пеленок учат добиваться успеха, объясняя, как для этого надо разговаривать, одеваться. В результате человек превращается в рекламную картинку, под которой нет души, нет искренних чувств. И пару он себе выбирает исходя из того, нравится ему картинка или нет, а когда цвета на картинке блекнут, он ее выбрасывает и начинает искать новую, все равно оставаясь одиноким. И в этом одиночестве он виноват сам: если не умеешь отдавать, ничего взамен не получишь. Как Отелло, мы не умеем ни строить отношения, ни беречь их.