Черный костер, серый свет, колючка, рельефный силуэт вышки, слепые строчки приговора с тремя подписями и полоса кровавого заката. Игорь Шелковский. Тридцать седьмой год. Все слишком просто, как самолетная инструкция к действиям при посадке. Тонкая, нервная графика еле различима, а усилия тщетны. Игорь Шелковский. Тридцать седьмой год. Казенная, промышленная скупость палитры. Это не рельефы, это знаки. Это таблички на лагерной проволоке. Гвозди, вбитые между кирпичей. Игорь Шелковский. Тридцать седьмой год.
Шелковский — скульптор-модернист, человек необычайной внутренней свободы. Эта свобода, независимость творчества сделала его антагонистом советского режима, заставила провести более 20 лет на чужбине, во Франции. Его обычный метод — формальное обобщение, поиск универсального языка формы. Этим же методом в архитектуре пользовались Ле Корбюзье и Людвиг Мис ван дер Роэ, создававшие совершенные здания из стекла и бетона на основе пропорций модулора или антропоморфной дорической колонны. В принципе, все творчество скульптора — моделирование мечты о прекрасном будущем человечества, живущего по законам всеобщей гармонии и красоты. И в этом контексте проект, посвященный 1937 году, получает особое звучание.
Устремленные в будущее модернисты начала и середины ХХ века редко думали об истории, она была для них лишь свободным местом, пространством под застройку. Игоря Шелковского сегодня волнует как раз наше коллективное прошлое. Художник видит это прошлое обобщенно, как некий объективный и очевидный исторический процесс, а не личную драму. Хотя имеет на последнее полное право: еще до рождения, в 1937 году он стал сыном врага народа. Отец художника был расстрелян, а мать получила девять лет лагерей.
Поэтому осознание механизмов истории для Шелковского — логическое продолжение поиска творческой свободы, а лагерные овчарки становятся в его скульптурах похожи на Анубиса, сторожащего Вечность.
А выставка в московском Музее истории ГУЛАГа, которая продлится с 12 марта по 12 апреля, — разговор о будущем. Ибо эти таблички — не просто воспоминание, но и осязаемое предостережение зрителям. Потому что историю мы творим вместе и делаем это каждый день.
