Что в нее вошло, как отреагировала публика, повторится ли исполнение для отечественного зрителя — об этом музыкант рассказал «Труду».
— Юбилей отца отмечают во всем мире. Международные конференции в Милане, Париже, Вермонте, Чикаго; юбилейный вечер в Библиотеке Конгресса США; первые публикации «Очерков изгнания» на английском, «Дневника Р-17» на французском: Но где бы это ни происходило, в первую очередь обращаются к наследию Солженицына как романиста, историка, публициста, эссеиста. А мне захотелось остановить взгляд на поэзии отца, которую я тоже очень люблю, но знают ее даже в России, не говоря об остальном мире, недостаточно. И, конечно, совместить ее с музыкой. Той, что звучит в его произведениях, той, что вдохновлена его творчеством, и той, которой вдохновлялся он сам. Могу сказать: американцы с невероятным вниманием слушали и музыку, и поэзию, в конце задавали вдумчивые вопросы.
Музыки «по Солженицыну» написано немало: отмечу Третью симфонию Владимира Рябова «Жить не по лжи», Четвертую симфонию Михаила Смирнова «Архипелаг ГУЛАГ», «Молитву» Юрия Фалика, из оперы «В круге первом» французского композитора Жильбера Амии... Что-то в этот вечер звучало в записи с экрана. Но главное — было исполнено вживую Largo из Седьмой фортепианной сонаты Бетховена.
Именно эта музыка дала импульс к созданию поэмы «Дороженька». Это очень значимая вещь, в ней — о лагерной жизни: «И вдруг из репродуктора, рыдая, / Наплывом нанесет бетховенское largo. / Я встрепенусь, едва его услышу, / Я обернусь к нему огрубнувшим лицом, — / Кто и когда узнает и напишет / Об этом обо всем?»
Что родственного находил для себя Александр Исаевич в Бетховене? Думаю, это ощущение важности правильной формы для подачи большого произведения. Но главное — абсолютный приоритет такой ценности, как достоинство человека. В любых обстоятельствах, в какое бы испытание человек ни попал, на любой вызов судьбы он должен отвечать сознанием своего неотъемлемого права стоять на ногах, не падая на колени.
Пока не могу сказать, привезу ли я эту концертную программу в Россию. Если это случится, то, конечно, придется адаптировать ее для российской публики. А пока можно сказать несколько слов о новой постановке оперы Александра Чайковского «Один день Ивана Денисовича», которую мы в эти дни представляем в Большом театре, на Сцене имени Бориса Покровского.
.jpg)
Сцена из спектакля «Один день Ивана Денисовича»
Режиссер Георгий Исаакян уже ставил эту оперу в Перми, но там была большая сцена, тут — камерная. Уже поэтому спектакль совершенно другой. Либретто, конечно, не могло вместить всех нюансов повести, но работа сделана с большой тонкостью и уважением к оригиналу, все главное, мне кажется, осталось.
Это что касается переводов произведений отца на язык музыки. Но есть еще переводы этого литературного наследства на английский — и это отдельный крупный проект в моей жизни. Как ни странно, на английский переведены еще далеко не все важные произведения отца, а кое-что если и переведено, то некачественно. Те переводы делались в 1960-е, практически пиратским образом, когда Солженицын, находясь в СССР, не мог каким-либо образом на них влиять, направлять, если надо — останавливать. В первую очередь надо перевести «Март Семнадцатого» и «Апрель Семнадцатого», что сейчас и делается. Ну а отдельно я лелею мечту когда-нибудь довести до конца свой перевод всей «Дороженьки»...
