Можно долго перечислять его ипостаси: поэт, переводчик, издатель, автор стихов к песням групп «Урфин Джюс», «Наутилус Помпилиус», «Настя», «Чужие». А можно просто напеть несколько строчек: «Скованные одной цепью» или «Ален Делон не пьет одеколон». И станет ясно, что этот человек в русской культуре надолго. Может быть, навсегда — хотя его жизнь продлилась всего 47 лет. По просьбе «Труда» об Илье вспоминает музыкальный критик, автор книг по истории русского рока Александр КУШНИР.
Я познакомился с Кормильцевым в середине 90-х, когда у «Наутилуса» готовился к выходу альбом «Крылья». Илья позвонил рано утром, скромно представился и сказал, что хочет встретиться. Мол, не телефонный разговор. Мы договорились пересечься у меня дома на Шаболовке.
Он приехал на следующий день. Без пафоса — на метро и без опозданий. Когда я открыл дверь, то слегка оторопел. На пороге вместо бородатого Софокла из Свердловска передо мной стоял абсолютно лысый мусульманин в толстых пластмассовых очках и с добродушной еврейской улыбкой на пол-лица. Хитрый блеск умных глаз выдавал в утреннем госте поэта «Наутилуса Помпилиуса».
По заданию генштаба «Наутилуса»
Мы направились в комнату. Кормильцев сел и безо всякой раскачки начал эмоциональный монолог про новые технологии, с жаром жонглируя непонятными мне терминами. Какие-то веб-страницы, сайты, серверы, интернет-коммуникации... Затем стал рассказывать про компьютерные книги, мультимедийный CD-ROM и AVI-файлы. Я попытался прервать этот поток и жалобно попросил повторить текст еще раз. Врать не буду — со второго раза я понял еще меньше. Кормильцев принялся чертить на обрывках бумаги какие-то схемы. Я чувствовал, что меня вовлекают в мутную секту. Для полноты картины не хватало разве что ученого черного кота.
Но в какой-то момент я уловил суть. Отмечая десятилетие творческой деятельности, генштаб «Наутилуса» задумал провести подведение итогов. «Проведение черты такой толстой», — значимо сказал Илья. С этой целью было решено выпустить энциклопедическое компьютерное издание «Погружение» с жизнеописанием группы. Мне предлагалось стать соавтором проекта.
Я же в то время находился на другой волне. Несмотря на всю симпатию к Кормильцеву и его недюжинной эрудиции, отвлекаться на мелочи мне не хотелось. Я поблагодарил Илью Валерьевича за доверие, но вежливо отказался, сославшись на нечеловеческую занятость. И черт дернул меня сказать напоследок: «Спасибо, Илья. Но этим, как ты его там назвал, «си-ди-румом» я заниматься не буду. Ни за какие деньги». Кормильцев выдержал макиавеллиевскую паузу и с достоинством назвал увесистую цифру, добавив: «Стопроцентная предоплата». «Согласен!» — по-военному бодро отрапортовал я, пораженный в самое сердце долларовым эквивалентом моего скромного труда.
Мы бегло оговорили нюансы и через пару минут распрощались как лучшие друзья.
«Невидимка» из Синюшкина колодца
В теплый июльский день 1984-го Кормильцев направился в ломбард на проспекте Ленина, где с безумной улыбкой снял с руки обручальное кольцо. Вместе с кольцом он заложил в скупку ювелирные украшения жены и золотые запасы своих друзей. В тот же день на вырученные деньги поэт приобрел последнее чудо японской бытовой техники — четырехканальную портостудию Sony.
«Портостудия предназначалась для молодых японских балбесов, которые пытались в домашних условиях записывать электрический звук, — вспоминал Илья. — Это было примитивное устройство, состоявшее из двух несинхронизированных дек с небольшим четырехканальным пультом и встроенным ревербератором.
Включать ревербератор не рекомендовалось, поскольку по звучанию он напоминал не достижения мировой цивилизации в области микросхем, а Синюшкин колодец из сказок Бажова.
Тем не менее это была реальная аппаратура, на которой можно было записывать альбомы». «Невидимка» записывался на новенькую кормильцевскую портостудию на квартире у Димы Воробьева — однокурсника Вячеслава Бутусова по архитектурному институту. Картина была следующая. Стояла глубокая ночь, и за тонкими стенами девятиэтажного дома мирно спали соседи. Бутусова укладывали на кровать и для лучшей звукоизоляции накрывали двумя одеялами. Для верности сверху водружали полосатый матрас... Так закладывался фундамент будущих побед «Наутилуса».
Парадоксально, но в те сказочные времена сотрудничество «Наутилуса» с Кормильцевым воспринималось в кругах свердловских рокеров подобно взрыву атомной бомбы. От этого альянса Бутусова отговаривали все кому не лень — начиная от Сан Саныча Пантыкина и заканчивая Юрием Юлиановичем Шевчуком. Последний периодически наведывался в Свердловск и производил впечатление своими песнями и цитатами из Льва Николаевича Толстого.
В один из таких набегов лидер «ДДТ», хлебнув водки, заявил Бутусову, чтобы тот ни в коем случае не связывался с Кормильцевым. Потому что по-настоящему, по-рокерски, у Бутусова получаются песни только на собственные тексты. «Например?» — осторожно спросил Слава. «Ну, например, «Ален Делон». Но на этот раз мудрый Юрий Юлианович ошибался. Текст-то написал Кормильцев.
Илья не оставлял черновиков
Пиком его творчества стала композиция «Скованные одной цепью», в которой было «сказано все, что накипело». Откуда это взялось?
«Кормильцев часто сидел по ночам в собственном подъезде, — вспоминает Леонид Порохня, драматург, историк свердловского рок-н-ролла. — Дома Илье курить не позволялось, поэтому прямо в подьезде он, одетый в пижаму, писал на кусочках бумаги тексты... Холодной черненковской зимой я прочитал два из них и с полной уверенностью сказал: «Илья, тебя посадят!» Кормильцев улыбался, но невесело. Он никогда не был героем. Тексты назывались «Скованные одной цепью» и «Метод Станиславского». Впоследствии оба перешли к Бутусову, и в 1986-м один из них стал песней. Второй потерялся. Мне до сих пор кажется, что второй был намного лучше, но так всегда потом кажется: Увы, Слава не слишком осторожно обращался с бумажками, а Илья никогда не оставлял черновиков».
Стоит здесь привести и собственное признание Кормильцева на пресс-конференции по случаю выхода в свет альбома «Крылья»: «Я выкидываю 90 процентов из того, что пишу. Этим, наверное, и объясняется то, что я не пишу больше ни для кого, кроме «Наутилуса Помпилиуса».
«Титаник» не потонул чудом
О творческой атмосфере того времени — разговор отдельный.
«Страшный скандал разразился между двумя директорами студии, — вспоминал Кормильцев об обстановке создания альбома зимой 1993/1994 года. — Дело в том, что один жил с женой другого — за спиной у партнера. Поскольку один из них был связан с верхушкой бандитских кругов Свердловска, он начал выяснять отношения именно на таком уровне. Его жена тоже нашла каких-то защитников-покровителей. Вот так мы и писали этот альбом:...Я помню запись «Титаника». Постоянно врывающиеся в студию какие-то бритозатылочные, которые начинали орать: «А ну, всем встать! Где там этот гад, который...» Параллельно приезжали мрачные люди из охраны банка, в котором была заложена эта студия. С суровыми лицами они накладывали печати, и помещение закрывалось. Мы то выгонялись из студии, то снова в нее приходили. Вадик Самойлов (один из основателей группы «Агата Кристи», сотрудничавший с "Наутилусом«.- «Труд»), поглощающий невероятное количество жратвы... Танцы и пьянки... Однажды они так плясали, что сломали колонки, опрокинув их на пол. В очередной раз приехали бандиты с пистолетами..."
Он перерос рамки рок-музыки
Как-то под вечер я затащил Илью в гости к начинающему продюсеру группы «Мумий Тролль» Леониду Бурлакову. Развалившись на диване, мы поглощали приморские яства и слушали песни владивостокских групп: от «Тандема» до «Туманного стона». Затем смотрели только что смонтированные клипы «Троллей»: «Кот кота» и «Утекай».
«Смазливый чертенок», — задумчиво отозвался Илья Валерьевич о своем тезке Лагутенко.
Проводив Кормильцева домой я, сгорая от любопытства, тут же перезвонил Бурлакову: «Ну, скажи, как тебе поэт «Наутилуса»? Не человек, глыба?» Продюсер «Троллей» подумал добрых полминуты и сказал: «Мне кажется, он уже перерос рамки не только рок-поэта, но и рок-музыки. По-моему, вся эта история с рок-н-роллом его тяготит».
Возможно, так оно и было.
«Жить надо так, будто тебе все время восемнадцать»
«Все очень просто, — наговаривал Илья на мой диктофон о своем проекте «Чужие» с Олегом Сакмаровам. — К определенному моменту мы поняли, что нас не тащит от того, что мы делаем. И что если нас и дальше будет не тащить, то нас самих скоро оттащат. А поскольку мы люди пожилые, мы поняли, что единственный способ продлить нашу жизнь — это стать моложе. Мы поняли, что сделали в жизни лишь 10 процентов того, что могли сделать. И вот эти 90 процентов, которых мы не сделали, это и есть наша кажущаяся старость...
Человек должен 90 лет прожить так, как будто ему все время 18. И это не ложь, не грим, не подтяжки и прочее. Душа должна быть молодой. Если только ее не отдавать на растерзание телу, деньгам и прочей х...не. Душа всегда должна быть восемнадцатилетней. Я подумал, ну нам по 40 лет: А тем, кто сейчас ходит на дискотеки, на рейвы, читает Пелевина, — им сейчас 18. Ну и что?
Все спешат к своим похоронам, к своему некрологу. Момент, неизбежный для каждого. Но его надо пережить как-то на лету, даже не заметив. Ну, х...чил ты музыку для людей, а потом для ангелов начал х...чить. Даже не заметив, что в руках та же самая гитара».
