- Евгений Дмитриевич, вы как-то рассказывали, что родились в очень музыкальных краях, а в вашей деревне было два духовых оркестра. Не многовато?
- Без них не проходила ни одна свадьба. А поскольку у молдаван принято сначала пировать отдельно в доме жениха и отдельно в доме невесты, то без двух оркестров не обойтись. Потом свадьба сходилась в одном месте, и оркестры объединялись. Зрелище, конечно, незабываемое. В 1941-м все музыканты ушли на фронт, вернулись только двое... После войны вообще не до музыки было. Когда прогнали немцев, то советские начальники подчистили продуктовые запасы по всем деревням в округе. По дворам ходили вооруженные люди и, не дай Бог, находили у кого хоть жменю пшеницы или кочан кукурузы... После этого начался страшный мор. Люди пухли от голода, умирали целыми семьями, и некому их было хоронить. Мы, 10 -11-летние пацаны, с ужасом на все это смотрели. Мой отец погиб на войне, а мама ездила на Украину и в Польшу, чтобы обменять наши вещи на продукты. Так и выжили... А те два музыканта-фронтовика потом набрали учеников, и к началу 50-х оба оркестра возродились в своем прежнем великолепии.
- Вы считаете себя молдавским композитором?
- Я живу в России уже более 15 лет. Говорю по-русски и могу поспорить со знатоками в вопросах русской музыки, литературы, изобразительного искусства, географии. Несет ли моя музыка какие-то национальные черты? Вот скажите: вальс из фильма "Мой ласковый и нежный зверь" - он русский или молдавский? Он сам по себе.
Да, молдавская музыка заложена в моих генах. Но глупо, когда человек рвет на себе рубаху: я - молдаванин, татарин или армянин, и только поэтому со мной должны считаться. Национальность дается нам свыше, и гордиться здесь особо нечем. Важнее, что ты лично смог сделать, чтобы вписаться в культуру страны, где ты живешь. Если это Россия, то она должна быть Россией с присущими только ей традициями, а не быть неким аморфным соединением, винегретом национальностей. Что касается меня лично, то думаю, что я вписался в музыкальную жизнь России и в этом пространстве чувствую себя спокойно и свободно. Мою музыку здесь понимают и любят.
- Скажите, легко ли угадать настроение людей и сочинить хит?
- Мелодии не сочиняют, они витают в воздухе, остается только их услышать и записать. У меня процесс этот проходит по-разному. Например, вальс к кинофильму "Мой ласковый и нежный зверь" впервые зазвучал в моей голове, когда я шел в магазин за продуктами. Песня "Мне приснился шум дождя" родилась буквально в считанные минуты после ночного звонка поэта Владимира Лазарева, который продекламировал первые строфы своего стихотворения, написанного под впечатлением от рассказа космонавта Севастьянова о земных снах на орбите. Я уже не мог уснуть, подошел к роялю и полностью сыграл всю мелодию будущей песни.
- Ваша песня "Мой белый город" сделала имя молдаванки Софии Ротару известным всему СССР. Почему ваш творческий союз не получил развития?
- Соню мы нашли случайно и с большим трудом затащили в студию звукозаписи. Она возмущалась, дескать, оставьте меня в покое, я вообще не эстрадная певица. Песня "Мой белый город" стала для нас судьбоносной. Я прозвучал на всю страну как композитор-песенник, а Ротару моментально получила всесоюзный эфир и доступ на международные конкурсы. Казалось бы, все складывается здорово. Но в дело вмешалось множество побочных факторов. Муж Софии ревностно нацеливал ее на украинский репертуар. А она такая же украинская "спивачка", как я китайский мандарин. Потом ее буквально заездили гастролями. Случалось, она в день давала по 4 концерта. Помню, выкрал я ее из Одессы для съемок на телевидении Тирасполя. Дело было вечером, остановились перекусить в придорожном ресторане. И она мне признается, что ест первый раз за день. Ужас. Ну какой человек выдержит подобный режим?
Мы с ней еще записали песню "Молдавские кодры". Она спела потрясающе, но это был, увы, единичный случай. В молодости кажется, что впереди вечность и что мы еще сто раз вернемся к старым проектам. Но это не так. Повторов в жизни не бывает. С Ротару мы расстались как-то уж очень легко. Она переключилась на шлягеры, а я подобной халтурой не занимаюсь. Как-то спросил у нее, почему не поет в своих концертах "Мой белый город". Она ответила, что песня уж очень сложная, требующая от исполнителя полной отдачи. Как после этого другие вещи петь, концерты-то большие. Кстати, спустя 30 лет после создания песня "Мой белый город" официально утверждена в качестве гимна молдавской столицы. Теперь каждый час первые музыкальные такты этой песни звучат колокольным звоном на здании главной городской ратуши Кишинева.
- Романтическая мелодрама "Табор уходит в небо" принесла вам с режиссером Эмилем Лотяну Гран-при МКФ в Сан-Себастьяне-76, Светлане Томе звание "лучшая актриса года" по опросу журнала "Советский экран", а государству баснословные доходы от проката. Правда ли, что до съемок вам пришлось чуть ли не цыганскую академию закончить?
- Ну, академию не академию, а работу проделали грандиозную: в течение двух лет мы с Лотяну перетряхнули весь цыганский мир от Москвы до самых до окраин. Сразу отвергли артистов главного цыганского сборища - столичного театра "Ромэн" с их шикарными квартирами и машинами. Искали людей, чей жизненный уклад близок первозданности кочевого быта их предков. Очень скоро пришлось отказаться от намерения соединить в кадре несколько групп. Цыгане - невероятно ревнивые и гордые люди. Чуть ли не каждый табор считает только себя истинным хранителем цыганской культуры, а всех остальных ни в грош не ставит. Когда мы попытались свести вместе несколько цыганских сообществ, дело едва не закончилось поножовщиной. Тогда стали отбирать из каждого региона по одному "артисту". На съемочной площадке дело вроде бы пошло. Но при записи музыки я столкнулся с еще одним национальным феноменом: цыгане никогда не поют одну и ту же песню одинаково. Представляете, каково мне было с ними репетировать?
- Не думали повторить успех?
- Незадолго до своей смерти Лотяну снова собирался снимать фильм о цыганах. Мне, как его постоянному композитору, было предложено написать музыку. Я сначала согласился, даже аванс взял, но потом резонно рассудил, что в одну и ту же реку дважды не войдешь. Искусство каждый раз должно быть открытием. Да и где найти прежних цыган? Они сейчас торгуют совсем другими "колесами", меряют жизнь баксами, а лошадей видят только в зоопарке. Нет, я никогда не напишу "Табор-2", даже пытаться не стану.
- В начале зимы вы возглавляли жюри фестиваля патриотического фильма "Волоколамский рубеж". Какое мнение сложилось у вас о современном российском кино?
- Боюсь показаться брюзгой, но я не в восторге. Чувствуется, что в кино пришли люди, далекие от культуры. Например, в конкурсном фильме "Живой" с экрана - мат-перемат, хоть противогаз надевай. Но публика смотрела, никто не уходил. Очевидно, все уже привыкли к пошлости в искусстве. А еще меня позабавило, что в титрах вместо композитора фильма значилось "автор музыки - Людвиг ван Бетховен". Это уже пагубная тенденция. Теперь музыкальный материал для картины набирают, как продукты на рынке. Дешево и сердито. Молодые музыканты даже сами готовы платить, только бы промелькнуть на экране. С тоской вспоминаю, как снимали режиссеры прежних дней. Эмиль Лотяну, например, для записи музыки к своим картинам заказывал оркестры, шел на большие расходы только бы найти, уловить музыкальный нерв будущей картины. А нынешних режиссеров такие тонкости не волнуют. Они берут уже раскрученный хит и подкладывают под "картинку". Все равно, что тряпку подложить под дверь.
- А у вас нет желания, используя свой огромный опыт, организовать какую-нибудь "Фабрику звезд", чтобы вернуть настоящую музыку в эфир и в кино?
- Фабрики должны выпускать табуретки, а певцы - товар штучный. Они должны пройти серьезную и продолжительную по времени школу исполнительского мастерства. Но шоу-бизнес ждать не может. Ему вполне сгодятся полупрофессионалы, которых с шумом и помпой разрекламируют в СМИ. Ведь там каждый превращается в невероятный талантище: поэт, писатель, композитор, музыкант - все. Моцарт - не звезда, Чайковский - никто, а тютькины и мутькины - звезды. Круто - ты попал на ТВ! Боюсь, я в этой компании не уживусь. Ведь для меня не существует такого понятия, как мода в искусстве. Для художника модно то, что для него естественно. А если он примерит на себя что-то не свойственное его дарованию, то такая вещь всегда будет выглядеть уродливо. Я не хочу наряжаться в чужие одежды. У меня своя жизнь, своя музыка, которую пишу для себя. А если она еще кому-то доставит удовольствие, то и слава Богу.
Беседу вел
14:24
Шольца напугал «Орешник»
